Улица Революции, 1930-е годы Из записок заведующего Глазовским райфо Ивана Малыгина
ЭПОХА ПЕРЕМЕН
На первый взгляд обычного человека, налоги и финансовое дело – вещь весьма скучная и прозаическая. Доход, приход, дебет, кредит, налоговые сборы, акции, облигации… Но, как известно, деньги являются настоящей кровеносной системой любой экономики. От успешной работы финансовой системы и сбора налогов зависит хозяйственная активность и экономический рост страны, а значит, и благополучие всех ее граждан.
Период конца 20-х – начала 30-х годов ХХ столетия является непростым и неоднозначным в истории России. Это было время крушения новой экономической политики и начала перехода к коллективизации на селе и форсированной индустриализации в Советском Союзе. Всего за 10-12 лет огромная крестьянская страна совершит стремительный рывок в своем развитии и превратится в развитую промышленную державу с множеством заводов, фабрик и комбинатов. Правда, народам России этот успех дается ценой огромного напряжения сил и немалых потерь.
О том, как жил в ту уже далекую эпоху Глазов, можно узнать из воспоминаний ветерана Министерства финансов Удмуртии Ивана Павловича Малыгина. Этот неординарный человек в течение нескольких лет – с 1931 по 1936 год – исполнял обязанности экономиста-плановика и заведующего финансового отдела Глазовского района. В то время Малыгин отвечал за финансовое состояние города и района, что в немалой степени отразилось на достатке и заработке жителей Глазова и деревень.
КРЕСТЬЯНСКИЙ СЫН
Родиной Ивана Павловича была деревня Портурнес, лежащая недалеко от большого удмуртского села Дебёсы. На свет он появился в 1904 году в семье крестьянина. Как впоследствии вспоминал Иван Павлович, мира и лада в доме Малыгиных не было. Его отец по праздникам, а то и чаще, пьянствовал, был во хмелю буен, скандалил, бил жену.
Грамоте Иван выучился в двухклассной школе соседней деревни Сенькагурт. За книжками мальчик бегал в Дебесскую народную библиотеку. В 1916 году, успешно окончив школу, он продолжит обучение в церковно-приходской школе двух ступеней села Дебёсы.
После Гражданской войны Иван Малыгин из-за отца-пьяницы шестнадцатилетним подростком уходит из семьи. По словам Ивана, ему «очень хотелось счастья, хотелось выбраться из темной ямы, которую деревенский человек и считал тогда жизнью. Хотелось учиться, отыскать себе подлинный мир – и свое настоящее место в нем».
В Дебёсах родственники помогают Ивану поступить на место сторожа-рассыльного в местном почтово-телеграфном отделении. Там сметливый юноша быстро овладевает азами телеграфного дела. Сначала он становится телеграфистом, а затем получает место заведующего и старшего смены телеграфа Дебёсского уезда. Потом Малыгин на должности техника телеграфа, залезая на столбы, устраняет порывы на линии.
Однако в 1924 году, после ликвидации Дебёсского уезда, молодой человек теряет работу и становится конторщиком при страховом агентстве. Там он занимался оценкой зданий и личного хозяйства дебесцев по страховке их от огня. Кроме того, Иван, как комсомолец, активно занимается общественной работой – организовывает сельские советы, читает лекции и доклады на крестьянских собраниях и даже побывает в Глазове на уездном съезде Советов в качестве делегата.
Затем Малыгина переводят страховым агентом на новый участок в село Зура, а в августе 1927 года – страхагентом в село Юкаменское. В апреле 1929-го управляющий областной конторой Госстраха назначает Ивана на место глазовского уездного страхового инспектора Дуракова, ушедшего на пенсию. И Малыгин, собрав пожитки, вместе с молодой женой на телеге отправляется на работу в уездный город.
ГОРОД НА ЧЕПЦЕ
В то время Глазов был небольшим городком. В 1933 году число его жителей достигло 11 400 человек. На склоне лет Иван Павлович вспоминал: «Глазов стоял на высоком чепецком берегу, другой берег реки представляет собой заболоченный пустырь, именуемый лугами, хотя, кроме осоки, ничего там не растет. С юга обнимает город железнодорожная колея, при ее постройке случился казус: «отцы города» не разрешили на станции строительство депо, выдвигая веские, с их точки зрения, резоны: дым из труб покроет копотью голубое глазовское небо, и, кроме того, в городе появится мастеровщина, которой, известно, кроме цепей, терять нечего. Строители магистрали возвели мощные железнодорожные мастерские на станции Балезино, что и позволило этой захудалой деревеньке стать крепким рабочим поселком. Глазов же долго еще, по милости своих «отцов», прозябал в участи «ненастоящего города». И к моему туда приезду город в большой степени оставался «короленковским»: около 9 тысяч населения, сплошное одноэтажное дерево строений, грязь и бездорожье.
Статус мой был весьма ответственным: руководить немалым штатом страхагентов и конторщиков, инспектировать их, докладывать о состоянии дел укому партии, уисполкому, другим важным лицам.
Предшественник мой сильно напутал не только в существе, но и в законности страхового дела. А ревизором под моим началом состоял некто Пирожков, начинавший рядовым страхователем в Уканской волости. Он рассказал мне историю, заставившую его переехать сначала в Ижевск, а оттуда – сюда, в Глазов.
«Случился под Уканом в одной деревне пожар. Расплачиваюсь по страховкам, и не хватает мне лимитных денег. И шлю я в главконтору Госстраха телеграмму: «Срочно высылайте пятьсот. Пирожков». Телеграфисты отправили весточку без всяких «тчк». В Госстрахе, говорят, обомлели: каких таких пирожков, да еще разом полтысячи, требует Укан? Запросили подтверждение и, говорят, по полу катались, разобравшись, в чем дело.
А что в деревне остается тайным? С той поры не стало мне житья в Укане, сопливые пацаны, и те при встрече кричат: «Привет, пятьсот пирожков!» Еще и продолжение моей оплошке придумали, будто послал я телеграмму не в Ижевск, а в Глазов, и пришел мне ответ: «Нет дураков», – Дураков тут до тебя сидел, он, мол, ответил».
ГОД 1929-й
О нравах, царивших в Глазове конца 1920-х годов, Иван Павлович писал так: «Одно печалило: в смысле общественной работы был я в Глазове отрезанный ломоть. От комсомола отошел, в партию принимать так и не спешили. Там шла «чистка», оставлявшая очень двойственное впечатление. С одной стороны, благое, кажется, дело, с другой… В способах очернить неугодного не чинились, вселюдно проводимая «чистка» часто казалась издевательством.
Вот проходит «чистку» глазовский военком Кривилев. В зале подымается некто и со смаком заявляет: жена Кривилева в шелковых панталонах ходит. Нет, сам заявитель не видел, зато соседка заметила: висят на кривилевском дворе после стирки именно такие панталоны. Военком сидит как оплеванный, собрание клюет: «Как можно коммунисту? Омещанился вместе с женой…» – и в конце концов вкатывают человеку строгий выговор: за мещанство. А бывали ведь случаи и похлеще. Тогда я заподозрил: партия, конечно, монолит, но столь ли уж он крепок?
Уезды, волости меж тем приказали долго жить – в июле 1929-го были созданы районы, в Удмуртии числом 18.
То лето запомнилось еще жарой и непрерывными грозами, градом. Мне то и дело приходилось ездить определять урон от градобития, который страхователь обязан возместить. Дело это склочное: потерпевший выставляет максимальные потери, наша служба, разумеется, определяет ситуацию менее драматически, критерии убытков весьма размыты. Приходится нанимать в качестве третейского судьи агронома, мир старается его подпоить, ублажить, чтоб держал его сторону.
Словом, возвращаешься, словно град прошелся по тебе, а не по хлебам. Да и вообще система Госстраха переживала не лучшие дни: началась первая пятилетка, «плановый» рубль в очередной раз принялся катастрофически падать в курсе, и, не надеясь на него, население стало считать страховку явлением убыточным, все чаще и чаще люди приходили с требованием прекращения договоров, особенно долгосрочных, личных, крестьянских и смешанных».
Глеб КОЧИН
Еще больше статей об истории Глазова читайте здесь: https://glazovlife.ru/?cat=58
346